Не знаю, как у других, а у меня вечно так: только спать соберешься, как кто-то там сверху в плечико толкает: не спи, не спи, художник, не предавайся сну! Смотри, какой тебе занятный сюжетец приготовил! И давай кино крутить…И ведь действительно, занятно, и так спать хочется, но так страшно, что сейчас глазки закроешь, и все забудешь! И поэтому, сердито ворча спросонок, втыкаешь комп и засыпая над клавой, набираешь, изо всех сил выпучиавая глазки, чтоб не свалиться спать прямо здесь же, щекой на теплой клавиатуре…
А с утра с удивлением читаешь ночную свою песню:
…
«подушка душная, одеяло кусачее» вспомнил он монолог маленькой капризной девочки из давно забытой сказки и даже усмехнуться не смог – подушка была душная, а одеяло впивалось в кожу тысячами колючих иголок…
— Ты не имеешь права создавать себе комфорт внутри болезни!
Эта женщина так им любимая раньше, вносила теперь в его жизнь страшную боль! Стоило ему лишь только на секунду успокоиться и забыться, тут же являлась она и начинала его безбожно совершенно тормошить, будить, бодрить, а ему хотелось только одного – забыться и спать, спать, спать… но она металась по комнате и вслед за ней взмахивали крылами тонкие шелковые занавеси на громадном во всю стену окне….
— Если ты позволишь своей болезни пригреться у тебя на груди, она от тебя уже не уйдет! – орала она прямо в уши, и ловкими ладошками растирала ему грудь и плечи, — не смей с болезнью жить, живи со мной!
И ее голос снова вспарывал его драгоценный покой, и с виду слабые, но на само деле цепкие и упрямые руки ее тормошили уставшее и изболевшееся тело, и не было от нее спасения…
— Болезнь – это не приговор, — это всего лишь сигнал, что ты живешь неправильно! – прорывала она словно кинжалом его сон, — болезнь уйдет, как только ты осознаешь, ПОЧЕМУ она пришла к тебе… — но кинжал крошил его и силы выходили как вино беззвучно бежит в песок из треснувшего кувшина…
Но цокали у входной двери каблучки, взмахивали занавески, и звонкий голос воодушевленно провозглашал:
— Все будет хорошо, мой любимый, только ты не сдавайся, мы сильные и мы справимся, и я тебе помогу, все будет… хорошо… завтра… море… ты увидишь… билеты… такой красивый… пеликаны…
… и он проваливался в забытье, из которого его опять доставала настойчиво молящаяся женщина:
— все будет хорошо, уже завтра все изменится в лучшую сторону, ты увидишь сам, мое золотко, мой брильянтовый…
А он закрывал глаза и представлял, как его нетленный дух путешествует за остывающим телом вниз по лестнице, через заросший тополями двор – в храм, и теперь душа его из под куполов равнодушно взирает на окно, завешенное тонким летящим шелком, и скоро наступит покой, которого он так жаждал…
— Не спи, — тормошила его женщина, вливая ему в жесткие губы тонкой струйкой душистый малиновый компот из первых летних ягод, — не спи,- говорила она, — ведь когда мы поедем к морю, ты должен будешь…
И он засыпал в изнеможении…
Но однажды он восстал. Из последних сил он поднялся, с удивлением отметив, что его руки стали почти прозрачные и какие-то неестественно тонкие, и он закричал ей:
— Оставь меня!!! Или ты не понимаешь, что это КОНЕЦ??? Что ты дергаешь меня? Ты задолбала меня своими фантазиями! Какое море, какой пароход??? Это так же нереально, как пляж Майами за этим окном! – он шагнул к окну, схватился за занавеску и золото куполов хлынуло в дом, неспокойная красота изысканного городского пейзажа взорвала на секунду интерьер его спальни. Громадное окно колыхнулось, как вода в омуте, но опустился тонкий шелк и снова воцарилась гладь…
Он обессилено упал на постель, и слабо прошептал:
— Оставь меня…
— Оставь? – взорвалась она, — я тебя оставь??? Я должна выкинуть из жизни по твоему капризу самые сладкие свои мечты? И все только потому, что ты решил улечься под эту шлюху, под болезнь???
— Уйди, — уже чуть не плача взмолился он, — уйди пожалуйста, сумасшедшая дура, уйди кобра, сука приставучая, уйди к чертям собачьим, нет меня больше, сил моих нет, уйди уже!
— Ну, я тебе устрою! – она мстительно сощурила глаза, резко повернулась на тонких каблуках, и стремительно вышла, звонко хлопнув дверью.
— Она мне устроит! – усмехнулся он, растягиваясь в изнеможении на кровати, и закрыв глаза, следил за переливами света, которые проникали с улицы сквозь шелк и сквозь прикрытые веки…
Постепенно голубой с золотом свет дня сменился на теплый вечерний оранжевый, в который постепенно подмешивались тревожные темно-фиолетовые нотки полуночи, но летняя ночь легка, и снова синь-небесный рассвет заливал пространство своей ранней водой…
В утренней полудреме он отметил какое-то движение за окном. Не открывая глаз, только чуть раздвинув веки, он какое-то время наблюдал колыхание тени за окном, падающей на светлый шелк. Перебрав все возможные источники тени – он так и не смог догадаться – что же дает такую качающуюся чуть наклонную вертикальную полосу: для тени веревки или каната она была чересчур толстая, а никаких других предметов на уровне шестого этажа за окном и не предполагалось.
Глаза все-таки пришлось открыть, но удивительная тень никуда не исчезла – она продолжала покачиваться в нечетком ритме, и разгадки не принесла. Мужчина с удивлением отметил, что окно как будто бы стало больше – словно исчез подоконник внизу, и свету добавилось, и тут занавески заколыхались от порыва ветра, и крик чайки донесся с улицы.
— Хоть река и рядом, но это не чайка, это вороны так научились, — успокаивал он сам себя, но щипал и щипал свое бескровное запястье, пытаясь решить – сон ли это или он уже умер?
Он вслушивался в звуки города, но шум Садового кольца сегодня был умиротворяющий, и даже троллейбусы не гудели, разгоняясь от остановки. Город плескался за окном как море.
— Море житейские сегодня мирное, — прошептал он, — видимо, это мой последний день. Я вел себя хорошо, и ангелы решили скрасить мне уход, — и он откинулся на подушки с тихой улыбкой.
Но чайка снова пронзительно крикнула – и это точно было НЕ ВОРОНА.
— Прости меня, — он вспомнил вчерашнюю сцену и попробовал он голос, но голос отчего-то сбивался, и прощальный монолог не удался. Он с усилием сел на кровати, и снова уставился на качающуюся тень за окном. Любопытство все же пересилило слабость, и он, подрагивая от напряжения, устремился к окну. Уже у самого стекла его вдруг охватило странное предчувствие, и он, чрезвычайно взволновавшись, резко толкнул створки наружу. Тонкий шелк оборвался с привязи и легко соскользнул на пол, и окно широко распахнулось…
… Вернее сказать, это было не окно – это громадная стеклянная дверь распахнулась в Рай! Неширокая мраморная лестница спускалась на белоснежный пляж, и пальма, настоящая кокосовая пальма качалась у порога и ловила ветер в громадные листья, и бирюзовая гладь моря расстилалась до горизонта, и прибой ласково вплетался в светлый искристый песок…
— Что это??? – вскричал он
— Майами это, радость моя! – она сидела в тени лимонового дерева и перебирала в ладони крупные ягоды малины, — нравится?
— Но это нереально!
— Реально, любовь моя! ВСЕ РЕАЛЬНО! Вернее сказать – РЕАЛЬНО И ЭТО! Ведь я же обещала: Я ТЕБЕ УСТРОЮ!
…
…
…
В этой Вселенной РЕАЛЬНО ВСЁ! Подпишусь под этим хоть тысячу раз!
Лисси Мусса
.
