Читальня

Целый день стирает прачка….

23.08.2023 | Лисси Мусса

Если б мне такие перья

Да такие кры-ы-ы-ы-лья

Улетела б прямо в дверь я

Бросилась в ковыль я…

Я очень люблю эту песенку. И очень мне нравится, когда она неожиданно вдруг приходит в голову и начинает там звучать ее нехитрый мотивчик, и незатейливые слова пролезают в реальность: «Целый день стирает прачка, муж пошел за во-о-о-одкой, на крыльце сидит собачка с маленькой бородкой. Целый день она таращит глупые глазенки, если кто-то вдруг заплачет – погрустит в сторонке.

А кому сегодня плакать в городе Тару-у-у-усе?

Есть, кому сегодня плакать – девочке Марусе…»

— Я не прилечу, ничего не получается! -Апельсинка рыдала в трубке телефона горько и безутешно: — у них, видите ли, так не принято!

Апельсинка – моя давнишняя подружка, скоропостижно вышедшая замуж в Бельгию, теперь на собственной нежной шкурке испытывала обычаи и законы Западной Европы:

— Феликс сказал, что раз мы теперь муж и жена, то будем везде ходить вместе, и он не может позволить мне ехать в Москву, потому что тогда ему придется всем объяснять, почему я уехала без него, и рассказывать, что ничего плохого не случилось и ничего страшного не произошло – мы не разводимся и никто не заболел и не умер, но ему все равно не поверят, потому что здесь так не принято…

Она зимой поехала в Европу изучать витражи, ей нужно было потрогать их руками, потому что мы задумали грандиозный проект, и Апельсинка, шикарный дизайнер, в этом проекте должна была разгуляться во всю мощь именно в витражном деле. И в одном из соборов Гента она познакомилась с Феликсом, который сначала вежливо сопровождал ее под предлогом показать ей город, действительно помог ей добраться руками до витражей, потому что староста одного из местных католических приходов приходился ему дядей, а потом тихой сапой охмурил мою подружку, и они поженились. Она очнулась от его чар через месяц, когда стали выясняться подробности быта и уклада местных жителей.

От участия в проекте теперь ее отделяли не только километры, но еще и странный обычай крохотного городка Хасселта, который велел всем горожанам ходить парами, если они пара. И Апельсинка теперь по пятницам была вынуждена ходить к полуночи в бар, где собирались приятели Феликса, и четыре часа наблюдать, как они напивались до поросячьего состояния, и потом начиналось действо, которое считалось верхом веселья: все забирались на стойку бара и начинали орать и топать, изображая танцы. Музыка, в начале вечера негромкая и довольно приятная, теперь уже грохотала так, что вяли бедные ушки, и все это напоминало шабаш в дурдоме. Но по-другому в этой Бельгии веселиться не умели, и это было еженедельным наказанием, потому что — традиция.

Апельсинка маялась в уголке, зажав уши, пока шло это странное веселье. Она надеялась, что это кончится вскоре, ведь она знала, какой бывает Феликс – заботливый и интересный, взахлеб рассказывающий об архитектуре и живописи Бельгии и Голландии, о римских дорогах, фрагменты которых хорошо сохранились в этой части Европы, о винах Франции и цветах Голландии, о горных кручах Альп и о просторах Фламандии. Она полагала, что эти вылазки в бар всего лишь его желание показать всем, что он теперь женат на молодой красивой женщине – он был уже большой мальчик: его дочь училась уже в университете, предыдущая жена развелась с ним два года назад, а разведенные и мужчины и женщины здесь не приветствовались. Но оказалось, что бар — это именно то, что неизменно, что Европа сильна именно традициями, и никто традиции эти нарушать не собирается, и некоторые русские сами не понимают, что хотят. Они свои традиции забылы, и к чему это привело? — все русские теперь в Бельгию переселяются. Эти разговоры она не выносила, и поэтому мучалась молча.

Остальные дни были не такими досадными, хотя довольно однообразными. С утра Феликс уезжал на работу в голландский город Маастрихт, Голландия была всего в сорока километрах, и торговал оттуда голландскими тюльпанами, рассылая их по всему свету. А Апельсинка сидела дома и пыталась учить фламиш – фламандский язык.

Но, так или иначе, она очень страдала. С ее непоседливым характером и кипучей энергией ей хорошо было в шумной и суетливой Москве, а в крохотной сонной Бельгии она была чайкой в тесной клетке. И хотя наш Проект ждал ее с нетерпением, Феликс знать ничего не хотел ни о России, ни об Апельсинкиных прежних профессиональных достижениях. Он считал, что теперь у нее началась другая жизнь, и все ее интересы касаются только Бельгии. Бабай бабайский!

— Я теперь поняла, почему ты, Лиссичка, Запад Западней называешь – потому что и вправду – западня! Лиссица, придумай что-нибудь, а то я прям пропадаю! – всхлипнула Апельсинка напоследок, — я иначе пешком пойду скоро отсюда, пешком с мешком! Дед Мороз к вам придет – это в июле-то месяце! — она снова всхлипнула и отключилась.

Я кусала телефонную трубку, но ничего волшебного в голову не шло – я была слишком зла на ее Феликса! Бабай дурацкий, а мнит себя наверняка просвещенной Европой! Он даже не представлял, какое сокровище ему досталось! И что он с ним делает – просто в землю зарывает! Соблазнил девушку, да как ловко ей мозги запудрил: свозил в феврале в Италию на горных лыжах покататься, да в марте на байдарке выбрались разочек, да в Брюгге – пряничный город съездили, и моя красотка-подружка в апреле растаяла: такой интересный, многогранный, умный, заботливый! А это после свадьбы все сразу и кончилось. Впрочем, так у многих бывает, и не только в Бельгии. Но нужно было выцарапывать Апельсинку в Москву, пока она не завяла там окончательно!

И я принялась рассуждать: что для нас самое лучше в данной ситуации? Самое лучшее, если Феликс сам скажет: «Да катись ты в свою Москву хоть на месяц, хоть на два!» И она бы покатилась… Покатилась бы колбаской по Малой Спасской. Это у нас такое есть выражение вежливое: «Катись колбаской по Малой Спасской». Малая Спасская – улица есть в Москве. Невежливо – это когда «на …» и «в …» посылают, а на Малую Спасскую – это тот же вариант, но вежливый. Эврика!!!

У меня голове сложилось волшебное действо фантастической, просто оглушительной силы!!!

Что получается: нам надо, чтобы Феликс Апельсинку сам бы послал – так? И что бы она покатилась быстренько – так? А выражение «катись колбаской» как раз и есть посылательное, но и достаточно вежливое к тому же, значит, семейной сцены не предполагается, то есть все должно разрешиться мирным путем!

То есть, если Апельсинка начнет «катиться колбаской», то так или иначе по посылу Феликса на «Малую Спасскую» выкатится! О, моя брильянтовая Логика! Я тебя обожаю!!!

А руки мои уже набирали Апельсинкин номер.

— Слушай сюда, и лучше запиши: ты теперь колбаска и будешь кататься по Малой Спасской.

— Мусса, ты бредишь? – осторожно спросила меня Апельсинкаю

— Нет, это не бред! Это демонстрация «ОКсЮМОРон в действии»! – гордо ответила я.

-Уррррррррррааааааа! – Апельсинка заорала в трубку нормальным своим живым и радостным голосом, который прорезался в момент, — ура, Лисичка, ура, диктуй!

— Значитца, так, записывай: рисуешь название улицы в натуральную величину – «Малая Спасская». Стелешь в коридоре у себя ковровую дорожку. Стелешь ласково и со смыслом: ведь ты себе мягкий комфортный путь выстилаешь. Опять же — ковровые дорожки стелют тем, кто споткнуться даже не может – по определению. На стенку в коридоре вешаешь название улицы – Малая Спасская…

— И начинаю там кататься колбаской!!! – завопила хохочущая уже во весь голос Апельсинка, — я поняла! Качусь колбаской по Малой Спасской!

Целый день стирает прачка

Муж пошел за водкой…

Внесли небольшие детали: прежде чем кататься колбаской следовало намазаться маслом, чтобы кататься еще и как сыр в масле, что означало верх благополучия. Это действие обеспечило бы Апельсинку и добрыми напутствиями и средствами на странствие.

Она с воодушевлением занялась приготовлениями. От ее страданий не осталось и следа – такая увлекательная игра не оставляет места для глупостей. Вволю накатавшись по коврику, она попала в объятья мужа, который порадовался ее веселому виду, но спросить она его о поездке в Москву так и не решилась.

— Феликс обцеловал меня вчера всю! – хихикала Апельсинка, — это мужики так на колбасу реагируют! Я даже когда самолучшими духами надушусь, такого целовательного шквала не бывает, а тут просто зачмокали до полусмерти! Но не поворачивается у меня язык спросить его о возможности моей поездки. Ты говоришь, он сам предложит, но ведь ему и в голову не придет такое!

— Мдя… — я задумалась. Это была незадача: Апельсинка была достаточно робкая, и очень не любила никаких выяснений отношений, поэтому боялась спросить то, что могло бы вызвать недовольство Феликса и привести к семейной сцене, пусть даже и небольшой. Но если рассуждать логически…

— Есть такое правило, — я говорила уверенно, (а придумывать правила на ходу я была мастер, даже супер-мастер), — которое гласит: «Если ты хочешь чтобы что-то произошло, действуй так, как будто это уже произошло!».

— Да, я что-то в таком духе слыхала, — поддакнула Апельсинка.

— А дальше все просто тогда: ты говоришь Феликсу в такой форме свою просьбу, как будто он уже предложил тебе поехать в Москву! – я продолжала строить логическую конструкцию, — мужчины вообще безумно любят, чтобы с ними соглашались и говорили «ты как всегда прав, дорогой». Значит, ты даже не спрашиваешь – можно ли тебе поехать, а так ему и заявляешь: «ты как всегда прав, дорогой, пожалуй, мне действительно стоит поехать в Москву!»

— Что за чушь ты несешь? – возмутилась Апельсинка, — да он меня съест с потрохами, если я ему такое нахальное заявление сделаю!

— Подавится! – авторитетно парировала я.

— Не подавится, и даже салфеточку за воротник не забудет заправить, — съехидничала над своей предполагаемой кончиной Апельсинка.

— Не брюзжи, пейзанка! – я приосанилась (и хихикнула), — русские не сдаются! — и сама даже замерла от красоты сказанного, — Слушай сюда – я открою тебе страшную тайну! Я пользовалась этим приемом, еще когда сидела в выставкоме в союзе художников, то есть сто лет назад. Когда наши старперы не принимали в секцию кого-то из молодых-талантливых, это была единственная возможность принять дарование к нам в союз: именно вот эта хитрость: «вы правы, дорогие товарищи!» То есть я так и заявляла: «вы правы, дорогие товарищи, этого художника действительно стоит принять к нам. Я увидела свою неправоту, и зря я сопротивлялась, потому что вы оказались правы, а я признаю свою ошибку!»

— И ни разу не прокололась? – осторожно поинтересовалась Апельсинка.

— Ни разу! Не уверена, что эта хитрость прошла бы в женском коллективе, но мужчин это бьет без промаха!

— Феликс, конечно же, остолбенел! – докладывала мне спустя пару дней Апельсинка, — и стоял истуканом минут пять, только глазами ворочал. И потом еще долго расхаживал по коридору и головой тряс, — смеялась Апельсинка, рассказывая мне последние новости, — никак не мог вспомнить, когда это он мне предлагал в Москву съездить на месяц. Но и признаться в забывчивости тоже не мог, и сказать, что он неправ, когда посылает меня в Москву, тоже не мог. Вот умора! Я даже предположить такого не могла! Лисица, это действительно Оружие Убеждения оглушительной силы!

Вскоре выяснилось, что сразу приехать Апельсинка не может, ей надо дождаться полугодия своего брака, только тогда ей выдадут аусвайс – карточку жителя Европы для беспрепятственного перемещения, иначе ей не въехать в Бельгию без визы.

Но это были уже мелочи жизни. Она с упоением изучала расписания авиакомпаний, заказывала билеты, чистила перышки и выбирала для нас подарки.

И почему-то местная чиновная братия стала затягивать с выдачей карточки, потому что выяснилось, что зарегистрирован их с Феликсом брак неправильно: у нее не было приглашения невесты, и никто не получал разрешения королевы (ведь Бельгия – королевство) на брак с иностранкой. И брак был заключен через неделю после того, как у нее уже закончилась туристическая виза, по которой она въезжала в страну. И дотошные чиновники копали бумажки, в надежде выкопать еще что-нибудь крамольное.

Опротивели Марусе

Петухи да гуси.

Сколько ходит их в Тарусе,

Господи Исусе!

Апельсинка опять сникла, и теряла надежду…

— Не смей раскисать! Сейчас что-нибудь придумаем! – я ворчала на нее, но у меня у самой опускались руки. Опускались руки… Опускались руки…

— Апельсинище! Немедленно мне скажи – что значит, когда руки опускаются? У меня в голове вертится что-то, но не могу схватить – ускользает образ! Во смотри: наши руки были подняты, а потом плавно опускаются… Я точно знаю, что это хорошо, но почему хорошо, не могу сообразить…

— Это значит, что мы перестали сдаваться! – обрадовалась Апельсинка, — потому что нашли выход.

— Отличная идея! Точно! Я же говорила — русские не сдаются!!! Значит, делаешь так: ищешь ВЫХОД. Любой. В ближайший ВЫХОДной день. И находишь, естественно. Можно еще дополнительно лыжи навострить, но это уже крайняя мера, я думаю, и без нее обойдемся.

— А я думаю, что не обойдемся! – заявила Апельсинка, — я думаю, что нам вострые лыжи очень надобны! Хотя бы одна лыжа такая. В качестве стимула для чиновников.

— Какой им стимул от твоей лыжи? – удивилась я, и тут же сообразила: стимул – это заостренная (вострая) палка (лыжная?) для погонки волов. Ура! Все срослось!

— Точно! – я даже запрыгала от восторга, — это суперстимул получится! Вострой лыжей такой шикашрый тычок в бочок получится – вот они запрыгают тогда, твои бумагомараки!

Благо, у Апельсинки руки были золотые и к инструменту любому приспособленные, поэтому ей не составило труда из придорожной ветки изваять изящную лыжу и заточить ее кончик как иголку. С этим девайсом она отправилась в городскую управу, и – о, чудо! – ей немедленно выдали все бумаги! Выход, кстати, обнаружился также волшебным образом: она нашла эту табличку на двери, которая ВЫХОДила из их дома во двор. Над ней как раз и была укреплена небольшая латунная табличка с надписью «ЕХИТ».

……….

Ах, Москва моя, город-хризантема! Загадка этого города в том, что будет тебе такой, каким ты его хочешь видеть. Хочешь, город-оркестр — и ты будешь купаться в море звуков, грохота, звона и плеска, а если хочешь — это будет тишина, когда ни звонка, ни крика, ни полслова… Это будет город-картина, и город-офис, город-мальчик и город-девочка… выбирай!

Мы с Апельсинкой выбрали город-кафе. Везде нам находились уютные уголки для разговоров, везде под рукой была чашка кофе, и присутствовала ненавязчивая музычка, и запах вкусноты разливался вокруг…

Работа кипела, проект наш расцветал. Апельсинка моталась на завод — варить цветное стекло, тиранила рабочих, которые варили арматуру, ночами отрисовывала новые свои грандиозные идеи, и заказчики только крутили головами и щелкали языком от величия дизайнерской мысли, но денег не жалели, и поэтому работа бежала к завершению, как резвая лошадка.

Не знаю, приходилось ли вам видеть, как работают со стеклом художники витража, но это зрелище не для слабонервных. Апельсинка в комбинезоне скакала по бетонному подвалу среди ящиков с разноцветными стеклянными блинами — это была смальта, из которой набираются витражи. Она выхватывала из ящика очередной блин, прикидывала что-то в уме, и несла его на плаху. Там, на каменной плахе, она острым молотком откалывала куски стекла, придавая блину нужную форму, и осколки стекла со свистом носились в воздухе, и находиться здесь без пуленепробиваемого комбинезона было опасно. Но я не могла удержаться, и почти ежедневно совала свой нос в мастерскую, потому что здесь было на что посмотреть! Даже мусор был изумительно красив! Представьте себе сундуки с сокровищами, с драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами мира! А здесь этим богатством был усеян весь пол, и в углах к концу дня лежали громадные кучи самоцветных огней, искрящиеся в ярком свете ламп. С моими вороньими наклонностями я бы вообще зарылась по самые ушки в эти блестяшки, но они были очень острые и колючие, и пальцы мои уже на второй день были изрядно порезаны и поцарапаны. Но я все равно не могла оторваться от смальтовой крошки.

Но настала пора прощаться — Апельсинка возвращалась в Европу.

— Ты же завянешь там от скуки! – я была в отчаянии, представляя, как Апельсинка снова окажется в своей бельгийской клетке – стиснутая чайка со сложенными крыльями.

— А здесь я замерзну в снегу! – хихикала Апельсинка, и руки ее летали над клавишами, и в бурных звуках рояля мелькало танго осени:

Здесь осколками звенит осенний град

Там с лозы свисает дымный виноград

Там у нас шипит, пузырясь, лимонад

А у вас шуршит под ветром листопад

А мне чудился сквозь эти звуки тихий смешливый голос:

«Вот бы мне такие перья

Да такие крылья!

Улетела б прямо в дверь я,

Бросилась в ковыль я!

Она прилетела в понедельник. Феликс был счаслив и не отрывался от нее три дня, заглядывал ей в глаза и гладил волосы. А в пятницу они снова пошли вечером в бар, и снова гремела музыка, и напившиеся посетители кривлялись на стойке бара, а Апельсинка сидела в уголке зажав уши и грустя, и вспоминая незатейливую песенку, которую я ей спела напоследок, потерзав гитару неумелой рукой:

Ой, как худо жить Марусе

В городе Тарусе!

Петухи одни да гуси,

Господи Исусе!

* * *

ГОРОДОК

Целый день стирает прачка,

Муж пошел за водкой.

На крыльце сидит собачка

С маленькой бородкой.

Целый день она таращит

Умные глазенки,